Николай ПЕРЕСТОРОНИН

Благодарение

БЛАГОДАРЕНИЕ

Спасибо, Родина, за Болдино,
За золотые купола,
Когда возвышенно и подлинно,
Шуршит листва,
Звучат слова.
За этот дар
Благословенный,
За вдохновения зарю,
За русский гений,
Свет нетленный,
Благодарю, благодарю…

***
Вот и отворилась дверь спасения,
Дарит жизнь всещедрою рукой
Золотую сенью вдохновения
Наидрагоценнейший покой.
Листья оброненные шуршали,
Будто бы Лучинник обожгли.
Мы ему ничем не помешали,
Мы ему ничем не помогли.
Старая ветла, горбатый мостик,
Гладь пруда, распахнутость земли.
Просто мы пришли к поэту в гости,
Жданые-нежданые? Пришли…
Жизнь бы здесь прожить, да будет мало,
Дверь еще чуть-чуть приотвори.
Как глава десятая пылала
Осень вдохновенья и любви.

***
Так ли прежде мою родину держали –
В недоверии, в неведении, во лжи?
Но поэзией разбуженный Державин
Восклицает радостное: «Жив!»
Смуглой юности уже мирить, взрослея,
Дал пророчеств и действительности близь,
По ступенькам Царскосельского лицея,
Выбегая в ослепительную жизнь.

***
Последний день святой недели,
Он вышел в монастырский двор.
Мели дуэльные метели.
О горнем духе, бренном теле
Вели мятежный разговор.
А здесь – Великого покоя
Во всём сбывается канон
И с колоколен Святогорья,
Благословенный перезвон.
За всё платить – не хватит денег.
Но сосчитает кто потом,
Что тридцать семь крутых ступенек
Вели на Святогорский холм.
И вносит, следуя закону,
(Ещё одна забота с плеч)
Шандал, червонец и икону,
За то, чтоб в землю эту лечь.
На Чёрной речке быть убитым.
А на земле –куда с добром,
Но золотом и малахитом,
Но бронзою и серебром,
Он воздаёт тебе, обитель,
За золотистый и сухой
Песок покоя…
Небожитель,
Ещё он платит за покой.
А солнце дважды в день не всходит,
Но не прибудет в жизни зла,
Пока в поэзии, в природе
Звонят, звонят колокола.
И звон плывёт над Святогорьем
Пасхальный звон, предвечный миг.
…Мать умерла и в этом горе
Он цену бытия постиг.

***
Не потому, что был горд,
Просто смертельно устал,
Только и вымолвишь: «Чёрт
Дар здесь метать догадал».
Бисером сыплется снег,
Щурится вслед Натали,
Но, близорука, как век,
Что отпускает с земли.
Легче, чем камень с души,
Пулей соперника снять,
Чёрная речка спешит
В Белое море впадать.
Русское солнце взошло,
Стало бы быть по сему
Целится меткое зло –
Не промахнутся ему.
Отблеск на смуглом челе,
Вспомнишь: «Пора, брат, пора…»
Так повелось на земле:
Промах – планида добра.
Впрочем, всё в Божьих руках,
Выпадет милостней век
А во Святых-то горах
Мрамором вытает снег.
Вера превыше всего.
Больно Россию любить.
А дуэлянта того
Бог догадал не убить.

***
Как перо гусиное летело
Начиная с чистого листа,
А душа покоя ли хотела
Или верить, что она чиста.
Только вышло всё не понарошку,
Эту боль уже не раздышать,
Золото-янтарную морошку
С ложечки серебряной вкушать.
Только чтобы там не говорили,
На краю заснеженной земли
«Пушкин, Пушкин, что мы натворили!»
Одиноко вскрикнет Натали.
Одиноко топчется Никита,
Будто тоже в чём-то виноват.
А душа восходит, дверь открыта.
Зимние ступени. Снегопад.

***
Приземистые вятские дома
Занесены снегами в пол окна.
Как будто петербургская зима
Наталья Николаевна бледна
Навеки никакой за ней вины.
Она одна скучает на балах
И локоном нежнейшей седины
Растает вятский снег на волосах.
И будущее памяти ясней,
И прошлого дописана глава,
И будут вечным памятником ей
Коленопреклоненные слова.

***
«Гли-ко, до чего ещё баская!»
Вятский говор доносился вслед.
Гончарова, Пушкина, Ланская…
«Ангел мой!», – как говорил поэт.
«Ангел мой!» и крылья кружевные.
«Ангел мой!» – и речи серебро.
Заглушали сплетни ножевые,
Растворяли ревности тавро.
А сюда была дорога гладка,
Ни одной морщинки на челе.
«Ангел мой, ещё свободна Вятка-
Место нашей встречи на земле!»

***
Моя фантазия в ударе,
Живу, не ведая забот,
Веселый Пушкин в боливаре
По вятской ярмарке идёт.
А на горе Свистунья свищет
Даст Бог, прогонит и чуму.
Скучал в Михайловском, а нынче
На Вятке нравится ему.
А день осенний, как весенний,
Согретый солнечным теплом.
На то и Пушкин – русский гений
И нет преград ему ни в чём.
А сам как будто и не знает,
Где повстречает Натали.
В сад Александровский вбегает:
В ротонде, матушки мои!»