С Василием Лиманским я познакомился в 1999-м году на студии «Слово», которой руководил поэт Владимир Молчанов. В то время в литобъединении подобрался довольно интересный коллектив, а сама атмосфера там была схожа с атмосферой, описанной литераторами «серебряного века» в своих мемуарах. Да и время, что в десятые, что в девяностые годы прошлого века было трагическим и переломным для страны и народа.

Поэт Василий Лиманский среди собратьев по перу выделялся своей незаурядной эрудицией. По иронии судьбы он был единственным человеком в студии с рабочей специальностью. Все остальные, технари и гуманитарии, задирали друг перед другом носы, мерялись образованиями, профессиями, научными степенями. Но когда доходило до разбора произведений, Лиманский был вне конкуренции. Он буквально через лупу, по причине слабого зрения, с карандашом в руке испещрял пометками тексты самонадеянных авторов. После его разборов обычно говорили: «Здесь тебе уже всё сказали…» И всё у него было по делу, аргументированно. «Работайте со словарями!» – часто повторял работник тарного участка преподавателям вузов, доцентам с кандидатами, из раза в раз подчёркивая их языковые ошибки.

Судьба не благоволила к Василию Ивановичу — раннее сиротство, частичная потеря зрения в юности, приведшая к инвалидности, грубая, тяжёлая, тупая работа, не свойственная его творческой натуре. Однако он не озлобился, всегда был рад человеческому общению и щедро делился своим литературным опытом и познаниями. А они у одинокого человека, прослушавшего много сотен аудиокниг, были энциклопедичны. Он был живым примером того, что лучшее образование — это самообразование. Но самое главное, что способствовало самореализации и самораскрытию этого замечательного поэта — это любовь: любовь к людям, знаниям, творчеству, России, чем, собственно, и дышит его нетленная поэзия.

Олег Роменко

* * *
Моя религия — Россия.
Ей изменить что в землю лечь.
И мой удел: пока есть сила
От чёрных сил её беречь.
Она и в горе, и в разрухе,
И в дни побед — моя судьба.
Я весь пропитан русским духом,
Как деревенская изба.
Куда бы жизнь ни заносила,
Я верил, быть концу дорог.
Моя религия — Россия,
Земной алтарь — родной порог.

СЛЕПОЙ
Свой путь нащупывая тростью,
Идёт слепой в толпе людской.
И в ней забытым, странным гостем
Себя он чувствует с тоской.
Вокруг него поток бурлящий
Мужских и женских голосов,
Шуршанье шин машин спешащих
И шелестящий шум шагов.
Усвоив горькую науку,
Как надо в горе выживать,
Он чутким ухом ловит звуки,
Пытаясь улицу понять.
А люди с жалостью вздыхая,
Отводят в сторону глаза…
Пока для них беда чужая
Как отдалённая гроза.

* * *
Глядит на меня свысока
Крутых нуворишей племя
И жалкую роль дурака
Играть понуждает время.
Что было — того не кляну.
Что есть — принимаю с болью.
Мне стыдно за нашу страну,
Где загнана честь в подполье;
Где слабый — отверженным стал,
Где в церковь — для моды ходят,
Где ненависть на пьедестал,
Как символ любви, возводят.
Жирует халявная знать
На бедах людских, на кражах,
Но лучше мне счастья не знать,
Чем совесть пустить в продажу.
Прогорклой свободы вкусив,
Я тёшу себя обманом.
И всё ж повезёт на Руси
Когда-нибудь русским Иванам…

* * *
Не имея того, что люблю,
Я теряю и то, что имею.
И о прежней России скорблю,
В новой — места найти не умею.
И себя, и других я виню,
Что страна подаяния просит.
Разве можно рубить на корню
Старый сад, что ещё плодоносит?
Страшно видеть Отчизну в крови
И народ — бесовщины добычу,
Как с экрана заезжий раввин
Учит русских, про совесть талдыча.
С верой в счастье разрушили мы
Храм Любви и Надежды — Россию.
А теперь из удушливой тьмы
Призываем на царство мессию.
Видно, нам не обрыдло играть
То в солдатиков, то в покаянье…
Боже, только Лжедмитриев рать
Вновь на Русь не пошли в наказанье!..

* * *
У меня никого кроме Родины нет.
Одиноко свой век доживаю.
И гнилые плоды разбазаренных лет
Всухомятку, давясь, доедаю.
А когда-то я жадно и дерзко мечтал
О любви, о достатке, о счастье.
Но в тумане надежды бродить я устал,
А потом наступило ненастье.

Сколько б мог я России полезного дать.
Жаль не дал, как и многие люди.
Нас учили правителям верить и ждать,
Что за труд поднесут всё на блюде.
Я работал по-чёрному, честно и что ж?..
Свищет ветер свободы в карманах.
И по-прежнему душу насилует ложь
Каждый день, как гниющая рана.
Вновь за призраком счастья мы ринулись в бой,
Несогласных считая врагами.
Ох, Россия! Что сделали мы над тобой?
Что в отместку ты сделала с нами?..

В ОСЕННЕМ ЛЕСУ
Липнет грязь на подошвы ботинок.
Лес грибами и прелью пропах.
И слежавшийся шёлк паутинок
Истлевает на мокрых кустах.
Листья — осени жёлтые метки
Испестрили поляны кругом.
И, как спелое яблоко с ветки,
Сочен воздух, промытый дождём.
Солнца диск серебристою льдинкой
Тихо плавает в луже лесной.
И маслятами пятна суглинка
Глянцевито блестят под сосоной.
Сыплют ветки за ворот хвоинки.
Но о том не тревожась совсем,
Я всё дальше иду по тропинке
Сам не зная куда и зачем…

* * *
— А, попалися, ворюги! —
Громом грянул грозный крик.
Друг Петруха с перепугу
На забор запрыгнул вмиг.
Как назло, счастливый случай,
Дёру дать — я упустил.
И меня крапивой злючей
Пьяный сторож угостил.
А потом, зевнув от скуки,
Рявкнул: «Брысь! Забудь мой сад!»
От житейской той науки
Волдырями вздулся зад.
Так узнал я: в жизни чаще
Всё идёт наоборот.
И чем плод запретный слаще,
Тем горчей расплаты плод.

* * *
Устал я в даль заглядывать,
Влезать в борьбу,
Что впереди — угадывать,
И клясть судьбу.
Тащусь, как лошадь вьючная,
По склону дней…
Всё ближе старость скучная
И Бог родней.