Выжженные солнцем холмы, деревья с пыльной листвой. Узкая дорога, где босые ноги легко поранить о камни. Когда старец Саламан проходит здесь, то наклоняется и убирает их с пути, дабы не навредили другим. Но несть камням числа.
– Словно грехам, – думает Саламан. – Мы не замечаем, как часто грешим.
Позади город Самосата, где он купил припасы и масло для светильника. В стороне деревни Каперсана и Кипос. Здесь, у истоков Евфрата, он выбрал житие пустынника.
– Отче, подожди. – Кричит кто-то вслед. – Ты так быстро идёшь, словно летишь.
Саламан не раз слышал такое, но считает, что людей морочит бес. Сам старец ощущает тяжесть в ногах. он останавливается, оборачивается и видит знакомого башмачника.
– Отче, ты сказал, чтобы я принял назад жену-изменницу. Я простил её. Что ни говори, у нас общие дети. Теперь она покорна и заботлива.
– Слава Богу, ступай с миром. – Отвечает Саламан, но в душе радуется за собеседника. Башмачник ускоряет шаг, улыбаясь в бороду.
– Отче, подожди. – Снова за спиной оклик. – Ноги твои не касаются земли! Убегаешь от меня?
Саламан останавливается, оборачивается. Перед ним хлебопашец из Каперсаны. На загорелом лице – обида.
– Ты велел мне простить вора, который украл мешок зерна. Но вор явился снова. Ты приводил слова Иисуса, что брата своего надо прощать до семижды семи раз. Но если снова прощу этого подлеца, он унесёт весь урожай. Чем буду кормить детей?
– Я отвечал тебе как монах. У меня никогда не было семьи. – Саламан чувствует себя виноватым.
– Поистине! – Раздраженно бросает крестьянин. – Я ходил к сельскому старосте, пусть прикажет, чтобы вору отрубили руку! Твоё милосердие не от мира сего, вот и держи его при себе.
Саламан глядит вслед, собеседник уходит не прощаясь. Миряне вымаливают у старца совета, но не все потом благодарят.
– Господи, добрые люди не хотят жить своим умом, а потом винят меня в неудачах. Что делать? – Саламан поднимает глаза к безмятежному небу.
Он поселился вне деревни, в горах, но земляки вовлекают его в свою жизнь. Чем большим уважением старец пользуется, тем меньше времени на молитву. Они уже славят его как прозорливого, твердят о чудесах, происходящих вокруг его хижины. Вот и она – жалкое строение, боком приткнувшееся к скале.
– Так я опираюсь на веру, – думает Саламан.
На полу охапка травы. На низком столе светильник и кувшин с водой. Очаг из нескольких камней. Саламан хочет сварить кашу. Но сначала следует поблагодарить Бога за благополучное возвращение. Едва старец преклоняет колени, как слышит голоса. Он поднимается, открывает дверь. Перед ним стоят старая крестьянка и юная девица.
– Отче, к моей дочери сватаются двое – начальник деревенской стражи и купец. Кого выбрать? Оба богаты. – Деловито спрашивает старуха.
Девица вскидывает на старца дерзкий взгляд, но быстро опускает ресницы. Она одета в яркое платье, покрывало то и дело соскальзывает с кудрявой головы и мать досадливо, рывком поправляет его.
– Я знаю обоих женихов, – отвечает Саламан. – Начальник стражи гневлив, а купец смиренный человек.
– Отче, купец стар, а начальник стражи такой бравый в блестящей кольчуге. – Вырывается у девицы.
– Молчи, негодница. Как скажет старец, так и будет. – Мать готова ударить дочь.
Саламан подавляет раздражение. Какой смысл советовать, если в семье нет лада, а после свадьбы жена сбежит от мужа?
– Решайте сами, добрые люди. – Отвечает он.
– Жалеешь несколько слов для бедных женщин? – Восклицает старуха. – А ведь твои родители были моими соседями!
Дёргая дочь за руку и бранясь, мать уводит её, девица огрызается и вырывается.
Может быть, Саламану следует уйти ещё дальше в горы, ибо мир преследует его своими дрязгами? Но он сомневается, что способен добывать пищу, карабкаясь по утёсам, и тем паче не ждёт, что хлеб ему будет приносить ворон, как пророку Илие в изгнании.
Будучи моложе, Саламан дерзал проповедовать. Ему казалось, что делится знаниями о Боге, но теперь пытается уличить себя.
– Признайся, тебе нравилось почтение земляков? Не только безграмотные крестьяне, но и вельможи из Самосаты являлись сюда ради твоих речей. Грешен, грешен во многоглаголании, пустословии. Источник бесполезных поучений, зерцало мирской гордыни. Ты и сейчас говоришь!.. – Саламан зажимает рот ладонью. Эхо угасает вдали.
Сатана у каждого находит слабое место, чтобы сбить с пути истинного. И у скромного монаха отыскал. Но довольно. Он даёт обет молчания. Что бы ни происходило вокруг, Саламан не вымолвит ни слова.
А если к нему начнут приходить и стучать? Стучащему – отвори, сказано в Писании. И значит, не укрыться от гостей. Просящему – дай, и значит снова придётся раздавать советы.
Так пусть не будет двери!
Саламан разводит в глубокой чаше глину и песок, снимает дверь с петель и начинает закладывать проём камнями. Бежишь от мира – беги, не оглядываясь.
Оставляет лишь оконце, которое легко закрыть камнем. Но позади строения, под стеной есть узкий лаз, оттуда можно выбраться и спуститься к ручью за водой. Лаз Саламан тоже загораживает камнями изнутри, чтобы не было заметно. Сидя у оконца, читает свиток – размышления такого же отшельника, или творит Иисусову молитву. Порой слышит голоса незваных гостей. Знакомые тревожатся, что с ним что-то произошло. Он открывает оконце и машет им:
– Уходите!
Отшельник не знает, что в родном краю о нём кипят споры.
– Наш любимый старец не хочет говорить с нами. Мы не ценили его. – Рассуждают жители.
– Давайте обратимся к уважаемым людям из города Самосаты, они тоже знают Саламана. Пусть придумают, как воздать ему честь. – Предлагает староста, человек хитроумный.
Слово за слово, слухи о мудром отшельнике доходят до епископа и градоначальника.
Однажды утром Саламан слышит множество голосов. Вдруг его задумали изгнать? Открывает оконце. Впереди шествует епископ Самосаты в сверкающей ризе. По бокам идут два священника и несколько молодых служек, несущих иконы и подсвечники, чашу для причастия. Раньше Саламан видел столько служителей церкви лишь в Самосате на большие праздники.
Следом спешат его земляки и приближенные градоначальника. Толпа останавливается. С уст Саламана едва не срывается вопрос. Епископ выходит вперёд.
– Радоваться тебе, праведный Саламан. Слух о твоих молитвенных трудах и боговдохновенной мудрости достиг нашего града. Решено рукоположить тебя в священники. Будешь окормлять паству в Каперсане и окрестных деревнях.
Саламан в растерянности. Если была Божья воля стать священником, отчего к нему пришли только после обета молчания? Кто проверяет его твёрдость? Бог или Диавол?
На всякий случай он машет рукой и закрывает оконце камнем. Но в стену начинают настойчиво долбить кирками. Возникает проём, через который, пачкая ризы в пыли, протискивается епископ и его спутники. Саламан покорно поднимается. Склонив голову, выслушивает молитвы и наставления сановитого гостя, а затем ликующие крики земляков. Отныне он священник.
– С амвона заговорит! – Радуются свой находчивости почитатели старца.
Когда толпа скрывается за уступом скалы, Саламан, стараясь не роптать, закладывает дверь камнями. А в краю снова начинается волнение.
– Почтенного Саламана рукоположили, но он не хочет служить в церкви. Почему ему постыла Каперсана? Над нами смеются, говорят, святой человек прячется от нас. – Обижаются жители.
– Давайте построим ему дом в деревне. Здесь он узнает нашу заботу. – Предлагает староста. И все дружно берутся за дело.

Саламан постился три дня и, кажется, ему нет нужды в пище. Он ощущает силу и лёгкость необыкновенную, ибо дух его стал могуч. Завеса бытия, скрывающая Бога, истончилась. Должно быть в такие часы людям являются ангелы! Саламан пытается представить, как это происходит: в сумраке появляется искра, разгорается ярче, сияние заливает всё вокруг, и в этом сиянии начинает вырастать крылатое существо.  Да, сейчас он увидит чудо!..
Вдруг раздаётся топот ног, Саламан вздрагивает, выглядывает в окно. Из-за поворота появляется группа мужчин. Они весело переговариваются. Окликают старца, а когда он не отвечает, начинают долбить каменную кладку.
– Оставьте меня в покое, добрые люди! Здесь, в одиночестве, я надеюсь услышать глас Божий. – Хочет объяснить Саламан, но должен молчать. Земляки снова вломились в хижину. Его берут под руки и ведут. Куда?
– Отче, ты ушёл из Каперсаны ибо разрушился дом твоих родителей? Мы построили тебе новое жилище. Пусть наше селение прославится твоей святостью. – Поясняют ему.
Саламан сокрушенно качает головой, пытается остановиться, но добрые люди влекут его за собой.
– Мы будем носить тебе воду, печь хлебы, варить еду. – Обещают они.
Саламан готов взбунтоваться. Он искал испытаний, истязал себя голодом, не спал, чтобы стяжать награду свыше. А его искушают земными благами.
– Если не хочешь говорить, не говори. Только иногда благословляй. А уж мы постараемся! – Горячится ткач. Саламан видит на своих плечах плащ из тонкой шерсти.
– Если ты будешь жить в селе, на наши ярмарки будет приезжать больше народу. – Замечает хозяйственный староста. Но другие начинают осуждать его жадность. Наконец входят в Каперсану.
– Вот твоя келья. Хороша?
Саламан сокрушенно разглядывает крепкий дом, где есть очаг, уютное ложе, стол, лавка и все для обихода.
Ранним утром он начинает закладывать дверь камнями. Постепенно вокруг собираются жители Каперсаны.
– Смотрите, старец опять за своё!
– Понятно, отчего он замуровал вход в лесу. Ведь там разбойники. Но здесь зачем? –  Обиженно спрашивает у окружающих булочница.
– Чтобы вы, болтливые женщины, не мешали молитвам. – Усмехается староста.
– Кто бы говорил! – Вспыхивает булочница. –  Он закрывается от вас, ведь мужчины способны повздорить даже с праведником.

Прощай, дивная мати-пустыня! С утра до вечера Саламан слышит скрип телег, разговоры, стук кузнечного молота. Ветер приносит дым от очагов, аромат пряностей, запах навоза и гнили. Старец не может сосредоточиться на молитве, но нужно учиться – ведь ему предстоит жить среди этих добрых людей. Говорили святые отцы, что в миру спасаться трудней.
В первый день к хижине прибежали ребятишки. Пели шутливые песенки, пока не разогнал прохожий.
На второй день в соседнем дворе резали свиней, те визжали. Потом пахло палёной щетиной.
На третий день явился пьяница, каялся и требовал отпустить грехи. Вопрошал, уважает ли его старец.
Нужно охладеть разумом и окаменеть сердцем, дабы ничто не смущало – решает Саламан. Постепенно внешний шум становится привычным. Перед внутренним взором больше не возникают яркие картины. И если вблизи щебечут девушки, он уже не представляет их знойной красоты. И если неподалёку дерутся парни, уже не хочет пристыдить их.
В молодости Саламан представлял путь ко спасению размеренно-величавым, отрешённым от забот. А пришлось всю жизнь брести по острым камням.
На седьмой день, когда старец примирился с переменами, в хижину влетели роящиеся пчёлы. Собрались в жужжащий клубок за очагом. Следом прибежал пасечник, умоляя собрать их в корзину и подать через окно.  Жалок человек. Едва Саламан решил, что научился безмятежности, как пчёлы заставили сердце сжаться от страха – вдруг набросятся? Но сумел собрать их, обмотав руки тканью, вернуть пасечнику.
Господь говорит с нами поступками окружающих – думает Саламан. – сейчас он обличает:
– О, самонадеянный! Легко соблюдать обет молчания в лесу. Попробуй в миру!
Саламану то и дело приносят угощения. Он не ест мяса и сыра, ему довольно каши из зерна, но людям этого не объяснить. Они будут оскорблены отказом.
Скоромную пищу он по ночам выносит за хижину, протискиваясь в лаз. Каждый раз она исчезает, а однажды он видит за хижиной камышового кота. Тот хром, припадает на заднюю лапу. Наверное, не может охотиться, поэтому поднялся от Евфрата к деревенским дворам, ищет отбросы.
Теперь, покидая келью, Саламан невольно ищет взглядом зверька. Старец ощущает, что победил все тревоги. Но что не позволяет ему полностью раствориться в мёртвом бесстрастии? Мысль о коте. Поел ли он? Жив ли? Никто в деревне не обрадуется дикому зверю – у добрых людей много домашней птицы. Однажды слышит яростный собачий лай за хижиной. Саламан открывает лаз и туда ныряет камышовый кот. Собаки умолкают.
– Я не впустил по доброй воле даже епископа! Но открыл коту… – Вздыхает старец. – Божьей твари грозила смерть.
Кот забился в угол, следит за хозяином круглыми глазами.
– Ты теперь не хромаешь. Возвращайся к Евфрату. – Хочет сказать Саламан. – На берегу найдёшь убежище, а в воде рыбу.
Кот настороженно обходит комнату, успокоившись, садится и умывается. Он тоже предпочитает молчать.
Через месяц, ночью старца будят крики. За оконцем пляшет пламя.
– Началась война? Или пожар? Или мор? – Саламан поднимается с ложа, смиряя чувства. Его не должны страшить бедствия, ибо важна судьба души, а не бренного тела.
В стену начинают долбить кирками. На пол катятся камни. В хижину протискивается коренастый незнакомец.
– Почтенный Саламан! Мы, жители селения Кипос, решили, что нам тоже нужна толика святости. Живи у нас! Довольно мучиться в Каперсане, где разводят грязный скот. Ты постник, тебе нужна рыба, а мы рыбачим. – Заявляет незнакомец.
– Прочь, вор и негодяй! – Кричит на незнакомца староста Каперсаны. – Бог благословил нас этим старцем. Да, мы – скотоводы, народ трудолюбивый, а вы рыбаки – лентяи, привыкли дремать в лодках. Хотите, чтобы старец вымаливал вам улов? Сами стяжайте святость!
– Я староста Кипоса. Отчего ты решил, что Бог благословил именно вас? Вы насильно затащили беднягу к себе. Давайте послушаем Саламана, хочет ли он остаться?
– Ради тебя праведник и слова не вымолвит. – Бросает староста Каперсаны.
– А с тобой зазорно говорить даже грешнику. – Усмехается староста Кипоса.
Они хватают друг друга за одежды. А на улице уже идёт драка. Саламан падает на колени и начинает молиться – не таким видит он христианское рвение. Устыдившись, старосты смолкают, выходят из хижины урезонить добрых людей. Шум стихает.
– Пусть старец немного поживёт у вас. – Смиряется староста Каперсаны.
– Увидите, у нас ему будет хорошо. – Обещает староста Кипоса.
Саламана берут под руки и влекут к носилкам с резной спинкой. В таких рабы переносят вельмож. Он покорно садится в носилки. Видит сверху толпу и факелы. На плоских крышах стоят сонные дети, Саламан осеняет их крестным знамением.
Дорога вьётся среди оливковых рощ. Под луной серебрится листва и склоны холмов.
Старец оглядывается. Следом крадётся кот.
– Вера без дел мертва. Людям, чтобы оживить добродетель, Бог послал меня, угрюмого отшельника. А отшельнику, чтобы не очерствел душой, простого кота. О каждом творении – особый промысел. Сразу не разгадать.
Старец улыбается. Река отражает ангела.