Роман КРУЧИНИН

Моя усадьба — вся Россия…

***

Кого строка его коснётся –
ей – Богу, млад, ни в коем – стар,
неверящий, что Пушкин – солнце,
открой стихи свои – загар!..

***

Я жить без неё не могу, не скрою,
а кто-то ж может… А вы?
Поэзия – это как донор крови,
но только донор любви!

***

О, полки – полки, книжки – книжки,
а сколько строк ведут во тьму,
а дух, а дух всё ниже, ниже!..
Но томик Пушкина возьму.

Какая вьюга там, за дверью,
а между вьюг – в дыму, чаду…
Но если я в Россию верю,
ещё и Тютчева прочту.

Не то чтоб вдруг эпоха лета,
не то чтоб высью мир храним,
но я к двоим прибавлю Фета,
потом Есенина к троим.

Потом – Рубцов, Рачков и Юшин,
всё шире круг добра, не уже,
прочтённых, может быть, не хуже
моя наивная тетрадь…
открыл и дописал: «…отвьюжит,
и да пребудет благодать!..»

***

Толстого, Тютчева усадьба,
ах, Овстуг рядом, Красный Рог,
ах, написать бы, написать бы
хоть парочку бессмертных строк!..

А если всё – таки осилю,
по карте не ищи, мой друг,
моя усадьба – вся Россия,
и все так зелено вокруг!..

***
      памяти поэта Ольги Фокиной

Ветерок осенний, кроны брей,
но зачем в окно стучать упрямо?
Позади десятки сентябрей,
октябрей охальных с ноябрями…

Горестно, а все же благодать,
в памяти людской не умирая,
с клином журавлиным улетать
с севера и вновь на север – рая!..

***

1

Я не знал, что бывает такая
тишина, только я не таков –
до утра душу в небо макаю,
чтоб добыть свет далеких стихов.

2

…Ничего, ниочемно и нервно,
ночь ни к черту и, собственно, сам…
но так радуюсь лучикам первым,
словно лично рассвет написал!

***

Я пишу – и знаю, что напрасно, –
что от рваных ран бы помогло:
судьбы у поэтов – нитью красной,
ну а слово русское – иглой.

( Размещаю в скобках скороспелость,
алкоголь, забвенье, тяжесть плит…
Что пером души не доскрипелось,
дверкою оградка доскрипит. )

***

Может статься, либо недо, либо пере,
но стихи – они и в Африке стихи.
Для поэта, словно номер в «Англетере»,
мир, в котором так к поэзии глухи…

***

Явилась Муза – приголубь,
а нет – ну, что ж, в метель ори.
Сверкнуть бы строчкой да чтоб вглубь,
как в Чебаркуль метеорит…

***

Горит, врачуя мрак рубцов,
звезда по имени Рубцов.

Горит родная для души
звезда по имени Шукшин.

Вон – Воротнин и Чепурных,
свет мыслей, чувств идет от них.

А вот не названа пока,
моя ли, нет ли, – облака…

***

Чем старше лес – тем больше тропок,
а я – где мог – загородил,
не то что жаден и так робок,
не то что барин здесь один.

Нет, вот Шукшин, Распутин бродят,
Рубцов с Есениным, а я
чем дольше с ними – чище вроде,
светлее нелесного дня.

Дожди? – уже отморосили,
в корзинке? – редок грусти груздь, –
чем больше пришлого в России,
тем пуще охраняю Русь.

Но кто – то застрелил оленя,
а самовар кто уволок?
ну вот, ну вот, уже жалею,
что я раскрыл сей уголок…

***

Что ни утро – вновь встаю не с той,
пробовал и «с той не раз, а много…
уверяюсь ныне на все сто,
что рождён с двумя, но одноногим.

В голубых глазах моих есть толк? –
только на толику с тем согласен…
я уверен больше, чем на сто,
что рождён с двумя, но одноглазым.

Всё, все карты выложил на стол:
есть тузы да выглядят убого, –
больше, чем уверенность на сто –
то, что одноухий – рукий – бокий…

Ах, в бильярде мыслей всё не то! –
недовольство шаром, лузой, кием…
может, я и прав, пусть не на сто:
творческие люди все такие.

***

Не седовласый, не сопливо – юный
творю и свет, и грусть, и ноту лю…
рубцовские стихи не переплюну,
но смерть его от бабы повторю.

У жизни аппетит здорово – розов,
сожмёт – сожрёт, до фени рыбий жир…
Ещё одни крещенские морозы
не кое – как, а с треском пережил.

***
                С.Баранцевой

Поэзия в цветастом платье
идёт по сердцу, по уму,
и за проход она не платит
ни тем, ни этим – никому.

Она спешит на «помогите»
и в Брянск, и в Нижний, и в Нью – Йорк…
так будем верить – сволочь – критик
не изнасилует её.

***

А я стихи топить несу, –
камням из бездны иловой
не вынырнуть, и на носу –
казнить, нельзя помиловать.

Э, что-то мне не по душе
соль – суета поминная
и на повестке дня уже:
казнить нельзя, помиловать.

Но чёрта с два! – то тут, то там
бдит запятая миною, –
и вновь иду, и снова встал…
казнить нельзя помиловать.

***

Не Россию ль отпевают
бабки-вьюги? – в поле вой…
где та точка полевая,
что хранит от болевой?

Время-батюшка, не нужно,
время-батюшка, окстись! –
щёки розовы от стужи,
хоть какая – всё же жись…

Средь зимы мираж весенний? –
среди праха праотцов
точкой божий раб Есенин,
точкой божий раб Рубцов…

Им заупокой? до дна ли?
но:
– За здравие налей!..
Гой ты, Русь, моя родная!
и:
– Горит звезда полей!

***

Не в мыле дело – в невезеньи, –
веревку занял брат Есенин.

А раз не вышло по – таковски,
где пистолет, брат Маяковский?

Желание совсем «убило» –
волну присвоил брат Вампилов.

О, сколько мне ползти до края,
своею смертью умирая?..

***

О, проза жизни горевая,
все топчешь рифмы, тянешь в нудь…
А я все охореиваю,
а я могу и ямбануть.