Алёнка зашла в свою комнату и, поставив рюкзак у письменного стола, плюхнулась в кресло:

– Каникулы! Наконец-то каникулы – еле слышно сказала девочка и выдохнула, – ура!

– Что ты там бормочешь, дочь? – отозвалась мама из кухни.

– Радуюсь, что наступили зимние каникулы и можно выдохнуть, – улыбаясь сама себе, ответила девочка, – а ещё я радуюсь, что можно спокойно читать целыми днями, не отвлекаясь на уроки.

Алёна вертела в руках список литературы, который ей выдали в школе ещё на летних каникулах; большая часть пунктов была обведена кружочками, что говорило о прочтении книги или рассказа, часть пунктов остались нетронутыми.

В комнату вошла мама и, поцеловав Алёнку в висок, сказала:

– Иди обедать, я напекла твоих любимых блинов с мясом.

Девочка переоделась и вышла из комнаты, прикрыв дверь.

– Все слышали? – отозвалась с полки книга Льва Николаевича Толстого «Война и мир», – Алёнка скоро выберет одну из нас: ей как раз хватит одной книги на зимние каникулы.

– Успокойтесь, любезнейший Лев Николаевич, – спокойно проговорила книга Лермонтова «Избранное», – вас то она точно не выберет: «Войну и мир» читают в классе десятом, а девочка только в восьмом, так что успеете выспаться.

Остальные книги засмеялись. Раздался громкий вздох – двенадцать томов Пушкина «Поэзия и проза»  тысяча девятьсот сорок девятого года выпуска зевнули, привлекая к себе внимание.

– О, – сказала книга Булгакова «Мастер и Маргарита», – ветераны проснулись!

Раздался ещё больший смех.

– Не ветераны, а классика русской литературы, – спокойно произнесли книги Пушкина хором.

– Классика то может и классика, но для чтения то вы не годитесь, вас же если раскрыть – вы в песок обратитесь и ветром сдуетесь из комнат, – рассмеялась «Война и мир».

Другие книги снова подхватили радостную шутку и продолжили смеяться.

– Думайте-гадайте, – спокойно произнесла книга Гоголя «Рассказы», – а читать Алёнка будет «Вечера на хуторе близ Диканьки», всё-таки Рождество близится.

– Что вы такое говорите, нет, ну вы только послушайте себя, – с иронией сказала синяя книга Анн и Серж Голон «Анжелика и её любовь», –  зимние праздники – это самое время мечтать о любви, предаваться грёзам и читать девочка будет именно рассказы об «Анжелике».

– Какая «Анжелика», – возразила «Анна Каренина», – Алёна ещё меня не открывала, станет она читать «иностранную любовь».

– С ума сошли вы то ли, господа, девочке всего-то четырнадцать лет, какая «Каренина», какая «Анжелика»? – возмутились шесть томов Грина, – «Ассоль» – вот, что ей подойдёт!

Раздался гомон со всех  полок – каждый пытался друг другу доказать свою правду.

В комнату вошла девочка. Книги успокоились. Алёнка открыла крышку пианино, поставила слева чашку с чаем и начала что-то искать, среди лежащих на пианино сборников с нотами. Книги искоса посмотрели на нотные сборники, те в свою очередь захихикали ехидно, как бы подшучивая над книгами на полке. Остановив свой выбор на Бетховене «К Элизе», девочка села за пианино. За окном пошёл снег. Комната налилась каким-то теплом и зимним уютом, всё замерло, слушая музыку, всё наслаждалось. В соседней комнате раздался звонок телефона:

– Алёнка, тебя! – крикнула мама,  и девочка вышла из комнаты.

– Как жаль, что в этой прекрасной семье только один ребёнок и тот не мальчик, – заговорили «Сердца трех» Джека Лондона, – девчонки не читают таких, как мы.

– И таких, как мы, – застонали Стругацкие с нижней полки, – им видишь ли всё про любовь давай.

– Всё это, конечно, забавно и смешно, но читать девочка будет именно нас, – с гордостью произнесли тома англо-русских и русско-английских словарей – у Алёны четверка по английскому языку – она будет подтягивать предмет.

В этот момент с полки упала энциклопедия «Грибы Крыма». Все снова рассмеялись, даже ноты на пюпитре зашелестели своими пожелтевшими страницами.

– В чём дело, – выглянула с верхней полки «Каренина»,  – покончила собой?

– Милочка, вы о чём-то другом можете думать? – возмутилась «Ассоль».

– Та нет, грибами отравилась, – на полном серьёзе произнесла «Поднятая целина» Шолохова, – поганками!

Все громко рассмеялись.

Девочка вернулась в комнату, в руках у неё была лейка для цветов. Встав на небольшую табуретку, она полила цветок, стоявший на самой верхней полке книжного стеллажа. Снова раздался телефонный звонок:

– Дочь, опять тебя!

Девочка наспех спустилась с табурета, поставила упавшие «Грибы» на место и удалилась.

– Что это, вода? – завопил томик Фета, – кто плачет?

– Никак «Алые паруса» из берегов вышли, – еле сдерживаясь от смеха, крикнул Жюль Верн.

– А что сразу Грин? – недовольно возмутилась книга, – может, это твои «Дети» снова в активном поиске, вот и разлилось море, точнее океан.

– Смотрите,  смотрите, Есенин плачет, – вскрикнули старые книги Пушкина, – это он нас топит.

Портрет Сергея Есенина, по которому катилась вода, взглянул на тома Пушкина и совершенно серьёзно произнёс:

– Попрошу не указывать, когда мне лить слёзы!

– Да, это Алёнка цветок перелила, вот и течёт вода сверху, – сказал кто-то из дальнего угла полки, но всем было так смешно, что уже было не важно, чья это была реплика.

– Потоп-потоп, – запищали писклявым голосом миниатюрные книги из Алёнкиной коллекции, которая располагалась на одной полке с обычными книгами.

– О, пробники очнулись, – произнесла деловито огромная книга Шолохова «Тихий Дон». Книга была настолько велика, что не вмещалась на полку с обычными книгами и потому лежала на самом верху в стопке с «Эгейским искусством», «Государственным русским музеем» и «Дон Кихотом».

– Так, может, это ты и заливаешь нас, «Тихий Дон», а на цветок всё свалил? – засмеялся Жюль Верн.

– Да ну вас, мелюзга, с вами только зацепись, – отмахнулся «Тихий Дон».

С полки снова упали «Грибы»:

– Кто покончил собой? – опять крикнула «Каренина».

Книги снова рассмеялись. На этот раз так громко, что в «Войне и мир» застреляли пушки.

– А почему молчит Конан Дойль, – вдруг спросил кто-то, – ему умному снова нечего нам глупым сказать?

– Нет, он же стоит на одной полке с Агатой Кристи – роман, наверное, совместный пишут, – высказали своё шуточное предположение «Братья Карамазовы», – хорошо, что Чейза отставили на другую полку, а то был бы уже кровавый любовный треугольник.

Книги захихикали.

– А, может, он снова анализирует и составляет портрет Алёнки – прикидывает, способна ли она на такой преступный поступок, как чтение книги «Анжелика» перед книгой «Каренина» и какова вероятность того, что…

– Вот только теорию вероятности трогать не нужно, уважаемые поэты и прозаики, – высокомерно произнесла книга «Форсированного курса математики», – вы в этом ничегошеньки не понимаете!

– Молчи уже, учёный в юбке, – запротестовал Гоголь, – а то напущу на тебя чертей и ведьм – вовек окружностями не очертишься.

Снова раздался громкий смех, да такой силы, что дед Щукарь в «Поднятой целине» свалился с лошади.

– Очень смешно, – возразила «Математика», – я, к примеру, слышала, что Алёнке на Новый год родители собираются подарить электронную книгу, посмотрю, как вы будете хихикать, когда она все книги в одном маленьком планшете будет читать!

– Ну, ты не сильно-то ехидничай, «Прямоугольник с цифрами», – спокойно сказали тома «Пушкина», – Алёнка ведь и тебя будет читать через электронную книгу.

Снова повеселело на полке.

– Тихо, слышите? – успокоила всех «Война и мир», – что это за шум?

– Может, это твой Болконский дуб решил срубить на старости лет, – выкрикнули «Братья Карамазовы», – топор точит?

– Ой, ну опять за свой топор взялись, демоны проклятые, – запричитала Алёна Ивановна из Достоевского, –  опять на бедную бабку кидаетесь, ироды прозаические, ни стыда, ни совести…

Смех раздался с новой силой.

– А ведь и правда что-то скребётся, – настороженно прошептала «Каренина».

– Может, это Монте Кристо подкоп ложкой роет? – предположил Достоевский, выглядывая из очереди книг, – у меня Раскольников, кажись, не окапывался.

Книги снова рассмеялись.

– Это «Три мушкетёра» за Д’Артаньяном гоняются, спорят, кому же он достанется в итоге!

– Нет, это Алёнкин кот почуял Бегемота и рвёт обшивку Булгакова, – пошутил Гоголь, высовывая свой «Нос».

Веселье разлилось не на шутку на книжной полке.

– Самая лучшая книга для зимних праздников – это моё «Вино из одуванчиков», – сказал Брэдбери.

– Ой, не смешите мои страницы, какое «Вино», у тебя же там даже рецепта нет, чтобы его приготовить, – воскликнула с самой нижней полки книга «Русских сказок», – то ли дело у меня – «Каша из топора» – на все случаи жизни – никогда не будешь голодным ходить!

Книги разошлись не на шутку, и успокаиваться, кажется, не собирались.

Алёна вернулась в свою комнату. Снова увидев на полу книгу “Грибы”, пожала плечами и опять поставила её на прежнее место. Допила остывший чай, закрыла пианино и подошла к книжной полке. Её глаза определённо искали какую-то книгу, не выбирали что почитать, а искали что-то конкретное. Все книги замерли в ожидании выбора девочки. Алёна отошла от стеллажа на небольшое расстояние, ещё раз осмотрела внимательно все полки и присела на корточки к самой нижней:

– Вот ты где, – воскликнула девочка и достала с полки совершенно новую, ещё пахнущую типографской краской, небесно-голубого цвета книгу. Усевшись удобно в кресло у зимнего окна, Алёна открыла штору так, чтобы был виден падающий снег. Девочка сделала глубокий вдох, словно растягивая удовольствие, и раскрыла книгу.

– Ну, что – поехали! – сказала, улыбаясь, Алёнка, и погрузилась в космический мир дневника одной очень отважной девушки по имени Юля…